Роман Алехин - https://t.me/Alekhin_Telega
Почему Россия росла: 1800–1913
Россия никогда не была страной удобства. Она была страной выносливости. Её просторы пахали руками. Её дома топили дровами. Её детей крестили в воде, которую несли за триста шагов. И в этой суровой, крепкой, промёрзшей и живой земле люди — не просто жили. Они рождали. И рождали — много.
В девятнадцатом веке, при всех бедах и утратами, при холере, войнах, голодах, переселениях, смертности и неграмотности — народ продолжал расти. К началу XX века Россия подошла с населением, которое удвоилось и утроилось. И никто тогда не строил школ родительства, не писал брошюр о том, как справляться с тремя детьми. Женщина в избе справлялась с семерыми. С восьмым — беременела. Девятого — теряла. Десятого — крестили на Покров. Это было не подвигом. Это было порядком. Потому что дом без детей — считался несчастьем. Потому что семья без продолжения — звучала как остановка.
И всё шло от смысла. Не от пособий. Не от планов. Не от разговоров “хотим ли мы детей”. Шло от памяти. От того, что каждый знал — за ним есть кто-то. И после него должен быть кто-то. И если этот кто-то не родится — значит, зря пахал. Зря строил. Зря держал хлеб в руках. Зря терпел.
Ребёнок в традиционной семье не был результатом любви. Он был законом рода. Пришёл — значит, будет жить. Уйдёт — будут поминать. Выживет — станет старшим. Родит — станет хозяином. Стареет — передаст дело. И вот так, от одного к другому, от земли к молитве, от имени к имени, и шёл рост. Не демографический. Родовой.
Сегодня о том времени говорят в цифрах. 36 миллионов. Потом — 70. Потом — 126. Потом — 170. А ведь за этими цифрами стояли избы, где не было ни света, ни газа, ни тишины. Где в одном углу сидел старик, а в другом — качали колыбель. Где детей не воспитывали “осознанно”, а растили в духе, который был в доме. Где не искали себя, а знали, что уже поставлены — сюда, в этот род, на эту землю, в этот труд.
Россия росла потому, что не задавала себе вопроса “почему рожать”. Ответ был — в молитве перед сном. В пуповине, зарытой у крыльца. В косе, срезанной в день венчания. В дедовском имени, переданном внуку. В хлебе, который надо было кому-то печь.
И потому у народа, живущего без удобств, была главная роскошь — продолжение. Они не знали психотерапии, но знали, как не сойти с ума, когда умирает ребёнок. Они не знали методов планирования, но умели вписать девятого в один горшок с первым. Они не знали “права на счастье”, но знали — кто не передаёт жизнь, тот предаёт тех, кто до него.
А теперь мы всё знаем. Но у нас — пусто. Мы умеем строить дома, в которых один ребёнок — уже вызов. Мы умеем платить, но не умеем передавать. Мы умеем выбирать, но не умеем терпеть. Мы умеем считать, но не умеем продолжать.
И потому у нас всё есть. Кроме главного. А оно, как и прежде, не продаётся. Оно — рождается. Только тогда, когда в доме горит не свет, а смысл.
https://t.me/Alekhin_Telega/14057
